Черная свита - Страница 38

Наблюдая за этим действием, почему-то, я посочувствовал вампиру. Он хоть и монстр, но погибнуть вот так, на цирковой арене, ради развлечения толпы, это некрасиво. Видимо, сработали земные стереотипы, что не все кровососы плохие. И вспомнив про Землю, совершенно случайно, в голове всплыл кусочек песни чеченца Тимура Мацураева, которого можно воспринимать как врага, потому что он ненавидел русский народ, но который был большим талантом. Как же он там, в одной из своих баллад, про свет и восходы пел:

"Снова ночь, окружила меня,
И я смотрю, в ночное небо.
Я хочу увидеть, что ждет меня,
И я вижу кровь, и горы пепла.
Я ослеп, дым мне съел глаза,
Но еще больней, больней от света.
Я устал, мне б уснуть навсегда,
Но вдруг солнца луч, сил нету.
И снова вдали, алым светом заря,
И снова мученье, мучение дня.
Мне вестником смерти явился восход,
Нестерпимая боль мое тело убьет…

"Да уж, — подумал я, — понесло тебя Уркварт. А всему виной сегодняшнее зрелище. Впечатлений масса, а вечер еще не окончен, и предстоит поработать".

Зажегся свет "вечных светильников". Маги удалились. Музыка продолжала играть. Представление было окончено. Публика вставала с мест и выходила в фойе. Часть зрителей покидала цирк сразу же, но большинство оставалось на месте. По залу стали разносить напитки и закуски, люди высшего света общались и шутили, обсуждали шоу, и приветствовали хозяина цирка маркиза Бонче. Этот сухопарый и весьма подвижный сорокалетний шатен, перемещался от одной группы людей к другой и, улыбаясь, говорил о том, что через неделю будет еще одно представление и в нем снова примет участие вампир. В общем, мероприятие плавно превращалось в обычный светский междусобойчик с последующими танцами, азартными играми и развлечениями.

Князь Камай-Веш тем временем уехал, погнался за своей целью, а наша компания, оглядевшись, понемногу сместилась поближе к тусовке барона Дузеля, вокруг которого собралось около тридцати рьяных почитателей его таланта, в основном молодых девушек и парней, как и их кумир, все в белых шубках. Поэт стоял в центре круга, и готовился к выступлению, а мы, с бокалами вина в руках, прислушивались к разговорам "золотой молодежи", и ждали удобного момента, который вскоре настал.

— Господа! — Дузель поднял вверх ладонь. — Минуточку внимания! У меня родился экспромт, который я назвал "На смерть полуночного гостя", и он посвящается погибшему сегодня вампиру.

— Просим! — выкрикнул чей-то ломкий голос.

— Ждем!

— Пожалуйста!

Барон закинул левую руку за спину и гордо вскинул голову, вобрал в себя воздух, приготовился к выступлению, и тут, стоя к нему спиной, по сигналу Альеры, который смотрел за мое плечо, я засмеялся, громко и раскатисто.

Дузель сник, а его почитатели зашикали на нас:

— Господа, тише!

— Мэтр собирается прочитать свое новое гениальное творение!

Я повернулся к группе вокруг поэта-чиновника, который сливал врагам империи секретную информацию, поймал взгляд маленьких глазок барона и, кивнув в его сторону, снова хохотнул:

— Это он, что ли поэт? Да это не поэт, а так, балаганный клоун, который сплетает слова и несет полную чушь.

Поднявшаяся после моих слов словесная буря была ожидаема, точно так же как и реакции окружающих. Негодование ценителей творчества современного прижизненного классика, то есть Дузеля, интерес со стороны всех остальных, и молчаливая поддержка небольшой группы, которая придерживалась традиционных взглядов на любовь и отношения мужчины и женщины. Каждое мое слово было отрепетировано, и началась перепалка, в результате которой, барон вскипел и, растолкав юнцов, вышел ко мне.

— Вам не нравится мое творчество, господин гвардеец? — последнее слово он выплюнул из себя как оскорбление.

— Да, оно мне не интересно, и даже более того, я вас презираю, — ответил я. — И хочу при всех сказать, что вы самый обычный извращенец, которого во времена Иллира Анхо просто посадили бы задницей на кол.

Мой оппонент побагровел, перестал себя контролировать (натура творческая и ранимая), и сказал то, чего я так ждал:

— Я вызываю вас на поединок! И пусть смерть рассудит, кто из нас прав, а кто виноват!

— Смертельная схватка? — спросил я.

— Да!

— Выбор оружия и места за мной?

— Разумеется!

Видимо, Дузель ожидал, что я выберу завтрашнее утро, и одну из храмовых площадок. Но я преподнес ему сюрприз, который его смутил, взглянул на застывшего рядом маркиза Бонче и, уважительно кивнув ему, спросил:

— Уважаемый маркиз, вы не против, если мы с бароном Дузелем разрешим все свои противоречия прямо здесь и сейчас?

Бонче прищурил левый глаз, посмотрел на раскрасневшегося барона, затем на меня, и отрицательно покачал головой:

— К сожалению, нет, граф Ройхо. Я не стану портить праздник себе и своим гостям.

"Вот это да, — подумал я, — неожиданность. Маркиз отказал, а значит, придется биться официально. Ну, и ладно, прорвемся".

Вновь посмотрев на облегченно выдохнувшего поэта, я обдал его презрительным взглядом, и сказал:

— В таком случае встречаемся завтра. Девять часов утра, площадка вблизи храма Ярина Воина. Стандартный пехотный доспех, шлемы и щиты. Оружие ирут. Бой насмерть.

— Я буду там, гвардеец!

— Отлично!

Демонстративно, я отвернулся от завтрашнего противника, и вновь вернулся к вину и разговору с друзьями. Поэт и его поклонники вскоре испарились. Мы тоже не задерживались, и все вместе вернулись в мой недавно отремонтированный особняк. Предстояло выспаться, принять законный допинг, заранее купленный в лавке при храме Бойры Целительницы и не являющийся магическим продуктом, и снова настроиться на предстоящий бой.